Июнь, 2023. О детстве и привычке рефлексировать 👧
Это я стою возле статуи Миллисент Фосетт, английской суфражистки и феминистки, которая в начале прошлого века боролась за женские избирательные права. Пишут, что её фраза про храбрость считается модным феминистским слоганом, но для меня смысл этих слов всегда был максимально широким: в любой ситуации храбрые люди хотели бы, ожидают, призывают других людей тоже быть храбрыми и не бояться.
Однако храбрость — это не только о протестах, свержениях режимов и борьбе за права. В большинстве случаев всё очень банально. Например, нужно быть храбрым, чтобы признаться в своих чувствах, в своих слабостях и уязвимостях. Нужно быть храбрым, чтобы сказать «нет» или «я считаю, ты не права». Нужно быть храбрым, чтобы попросить о помощи. Искренность требует храбрости. Совесть требует храбрости. Жизнь будто постоянно, каждый день требует храбрости.
Моя мама долгое время работала медсестрой в детской больнице, и ей почти всё нравилось, кроме одного: подписка на государственные газеты. Зарплата была и так маленькая, а из неё ещё обязательно высчитывали подписку на три газеты, которые никто не читал и даже не видел. И однажды перед общим собранием мама предложила медсёстрам и санитаркам поднять этот вопрос и хотя бы снизить количество газет до одной, потому что это ведь издевательство какое-то. Мама сказала, что всё скажет сама. Единственное, ей нужно, чтобы остальные поддержали её со своих мест.
Когда на собрании главврач спросил, есть ли какие-то вопросы, мама подняла руку, встала и спросила про обязательные подписки, и почему это так дорого, и можно ли отказаться или «выписывать» меньше газет. Главврач устало смотрел на неё, все вокруг молчали, а мама обвела взглядом тех, с кем договаривалась устроить этот «бунт», развела руками и сказала: «Девочки, ну? Больше никто так не считает? Вам нужны эти газеты?» Но все усиленно рассматривали собственные колени.
Всё закончилось почти хэппи-эндом. Маму вызвали «на ковёр» к главврачу, отчитали за то, что она «мутит воду», но потом всё же каким-то образом подписка сократилась до одной газеты. На своих коллег мама обиделась, и это в её стиле: постоянное разочарование в людях. Она потом со всеми нормально общалась, но веры в них у неё уже никогда не появилось. Через пару лет она уволилась из больницы, хлопнув дверью.
Courage calls to courage everywhere.
Мне кажется, сейчас у меня больше всего храбрости забирает моё желание говорить, писать, публиковать то, что я думаю, и разрешать себе быть такой, какая я есть. (А какая ты, Оля?) Как же сложно никем не притворяться, не пытаться понравиться, как сложно позволять себе выглядеть смешной и глупой, сколько отваги для этого необходимо. Меня такому не учили.
Меня учили другому: быть хорошей, прилежной девочкой и хозяйкой, молчать и не создавать проблем. В детстве у меня не было возможности подумать о том, какая я, потому что у меня даже мысли не возникало об этом думать. Был некий образец того, какой нужно быть, и под него меня без особой охоты пытались обтесать. Я даже и рада, что ни у кого не было времени заниматься моим воспитанием и я лишь изредка слушала бабушкины лекции о том, что девочка должна быть хозяйкой и мыть посуду, или о том, что короткие юбки носят только проститутки.
И так странно, я не помню, чтобы в школьные годы, когда я жила в Витебске, я как-то сильно переживала за своё будущее, хотела кем-то стать или как-то жить. Я об этом будто не думала всерьёз. И странно ещё то, что я не помню чувства обречённости и предрешённости, которое могло бы у меня возникнуть, глядя на то, как бедно мы жили, как к концу школы один из друзей со двора уже сидел в тюрьме за групповое изнасилование, подружка с первого этажа родила ребёнка от недавно вышедшего на свободу 50-летнего зэка, а другая — пила плодово-ягодное вино и таскалась по сомнительным квартирам. (Я ничего не выдумываю!) Мне было нормально, я в этом жила, но не ощущала себя частью того мира, не соприкасалась с ним (совсем как очарованный принц). Я входила в перекошенный подъезд, ехала в грязном лифте, зашивала локти на кофте, экономила тетради и будто была уверена, что всё это временно. Или я уже тогда решила, что я ни за что не позволю этому продлиться долго?
Знаешь, это чувство, когда в данный момент ты ничего не можешь сделать или изменить, и ты выбираешь делать то, что можешь делать? Возможно, именно поэтому я так усердно училась. Расшатанный стол-книжка, скрипучий стул, учебники, тетради-ручки, рядом телевизор с бразильским сериалом на всю громкость, потому что бабушка плохо слышала. Одно время я просила её делать потише, потому что мне нужно заниматься, но она не делала потише и я затыкала уши или шла в ванную, чтобы выучить историю или тему по английскому.
Я помню, как однажды в доме не работал лифт и я пошла пешком по облезлым и загаженным лестницам, и наткнулась там на двух моих подружек, которые сидели на подоконнике и нюхали клей. Я остановилась. Мне было интересно. Нужно было налить «Момент» в обычный прозрачный пакет, а потом зажать его края в кулак, оставив небольшое отверстие, через которое ты будешь вдыхать содержимое. Клей внутри пакета размазывался и застывал белыми разводами. Они мне предложили, но я отказалась. Мне тогда показалось, им было стыдно, что я их увидела.
Ещё помню, как в какой-то момент во дворе стало совсем печально и не с кем было выйти погулять, потому что все куда-то резко подевались. Я сидела у окна и видела, как в соседнем доме, в квартире известных алкоголиков, нараспашку раскрыты окна, звучит музыка, доносятся крики. А потом там мелькнуло лицо моей подружки и я поняла, что она там и ей весело. И я подумала, что я, наверное, тоже туда хочу, потому что дома так скучно, но я никогда туда не ходила.
Ещё помню, как подруга с первого этажа хвасталась, что переспала с парнем, и спрашивала меня, когда и я уже, и смеялась надо мной, что у меня никого нет. Нам было лет по пятнадцать максимум. Её бритоголовый парень был очень взрослый и, скажем так, опасный. Он ходил по району со своими дружками и их все боялись. Они много пили, но казалось, что всё так и должно быть. А потом из тюрьмы вышел отец этого парня. От него моя подружка детства и залетела.
Оглядываясь назад, я понимаю, что меня никуда не звали, потому что я хорошо училась. Я просто не вписывалась в те компании и мои подружки знали, что я буду белой вороной, которая только испортит им праздник жизни, потому что не сможет полноценно принять в нём участие. Однажды я даже спросила, почему меня никуда не зовут, и мне ответили: «Ай! Ты умная!» И я ходила умная и грустная, а они ходили неумные, зато очень весёлые и жизнь у них кипела.
И так, в общем, я варилась во всём этом сама, одна. Не думала о том, какая я, не думала о том, какой я хочу быть и кем я хочу быть, что мне нравится. Я просто училась. Это было странное время. Я будто бы напитывалась информацией, поглощала всё, что вокруг меня, но не заглядывала внутрь себя. Долгое время я не знала, что такое рефлексия. А потом как узнала, хах. И вот тут понадобилась вся моя храбрость, чтобы обратить свой взор на себя и не отвести его в шоке от увиденного. Так вот ты какая, ну ничего себе! Серьёзно?! А я и не знала! И вот такими мы теперь будем, да? А ты не боишься? Но что подумают ЛЮДИ, ОЛЯ?
Я недавно ходила на Шульман в Лондоне, и там она сказала, что далеко не все умеют рефлексировать и что «habit of self-reflection» (привычка рефлексировать) — это большая редкость и ценность, которую нужно развивать и беречь. И я в этот момент, конечно, усиленно кивала, потому что это правда. Размышлять о том, что ты думаешь и чувствуешь, почему ты это думаешь и чувствуешь, что ты любишь, а что терпеть не можешь, и какие, в конце концов, у тебя принципы — это большая работа, для которой нужна и отвага, и сила воли. Но сколько в этом открытий и пользы — вау.
В общем, не знаю. Я начала писать совсем не о том, но написалось вот так, что уж тут. Осталось только пожелать нам с тобой быть храбрыми, рефлексировать и заражать этими хорошими качествами окружающих. Меня всегда радуют письма от читателей, где есть фраза: «И я подумал: ну вот Оля смогла же — значит, и я смогу!» Я в этот момент обычно думаю: «Как минимум, нужно попробовать! Я буду держать за тебя кулачки!»
XOXO
Оля