Сентябрь 2018. О моём метамодернизме 😌

Не так давно мне пришло письмо от читателя:

«Я не представляю, как так получается, но какие бы новости ни были в самом выпуске, настроение ты поднимаешь в любом случае».

Мне и раньше писали подобное и у меня это вызывало двоякие чувства. В мире, мягко говоря, происходит полная жесть, а я развлекаю людей, шутки шучу и выдумываю истории о Пучдахое. Приблизительно такие мысли меня мучили, будто я предаю кого-то. Но письмо пришло как раз в тот момент, когда я почти это переосмыслила и пазл собрался. Кажется. По крайней мере, иллюзия понимания происходящего у меня есть.

Я не сомневаюсь (кхм) в том, что надо рассказывать об ужасных трагедиях и несправедливостях. Я уверена, что нельзя потреблять только инфопозитив, потому что для адекватного восприятия мира, для баланса и развития нужен негатив. Но он должен быть дозированным, чтобы не вгонял в депрессию, а вызвал продуктивную злость и желание что-то менять вокруг себя, внутри себя. Ужасных новостей в мире много, о них пишут больше, чем о хороших, и всё чаще можно услышать фразу: «Я новости не читаю, там одни убийства и политота». А ещё цинизм, фейки, конспирология, кликбейты, псевдоновости. И многие стараются сделать себе уютную ленту в FB, чтобы там были только приятности, полезности и веселье. Я тоже так хочу, но не могу себе этого позволить. И не могу себе позволить писать тебе трижды в неделю мрачные письма о том, как всё плохо. Поэтому я выбрала «режим колебания»: я ненавижу людей и люблю их, я плачу над новостями и смеюсь, шучу и говорю серьёзно, в целом настроена оптимистично, хотя периодически накатывает чувство, что мы обречены. Так выпуск и пишется: за пять часов подготовки успеваю порыдать, похихикать, позлиться — настоящие эмоциональные горки.

А ещё я чувствую постоянные сомнения: сегодня Трамп кажется справедливым и искренним (бывает и такое), завтра — патологическим вруном, сегодня пластиковые трубочки — зло, завтра узнаёшь, что тяжелобольным людям без них никак, сегодня соглашаешься с тем, что мигрантам надо всячески помогать и социализировать их в обществе, а завтра склоняешься к тому, что их слишком много и они чересчур влияют на местную культуру. Даже Илон Маск, который совсем недавно вызывал только восхищение, сегодня раздражает своей склочностью и хамским поведением, а мы с ним, между прочим, Tesla Roadster в космос запускали и казалось, счастью нашему не будет конца. And the stars look very different toda-a-a-a-ay…

Так почти во всём, и я не просто периодически меняю своё мнение, потому что стараюсь критически мыслить, — я нахожусь в перманентном сомневающемся состоянии. Мой мозг страдает:
«Что же это такое? Это, вообще, нормально? Может, стоит всё-таки определиться хотя бы по самым основным вопросам? Мне нужна конкретика, что-то, за что я мог бы держаться, пока ты волнуешься за Цукерберга».

Честно, я пыталась найти конкретику, но у меня не получалось. Я пыталась стать тем, у кого есть своя точка зрения на всё, но поняла, что это будет самообманом. Так и продолжала плыть, цепляясь за редкие ветки, а потом отпуская их, потому что они ломались, или покрывались тиной, или попадались веточки покрепче.

Не очень состояние, честно говоря. Никакого контроля, никакой стабильности, никакой определённости. Я так думала, пока не наткнулась на материалы по метамодернизму.
____

Метамодернизм — это состояние культуры, которое пришло на смену постмодернизму. Такой пост-постмодернизм. Он уже здесь, формируется на наших глазах. Термин ввели в 2010 году голландцы Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер. Основной характеристикой метамодернизма, на их взгляд, является осцилляция, или колебание между ценностями модернизма и постмодернизма.

«Использование приставки „мета“ берёт своё происхождение из платоновского термина metaxis, описывающего колебание и одновременность между двумя абсолютно противоположными понятиями».

В одном из интервью ван ден Аккер попытался просто объяснить эту «сомневающуюся» составляющую современной культуры. Я попробую его чуть упростить, потому что у философа, профессора и культуролога так себе получается понятно объяснять.
Когда-то всё было более-менее хорошо (ван ден Аккер говорил о западных странах) — относительное благополучие, политическая стабильность. Мы плыли на корабле постмодернизма среди множества небольших островов. У каждого острова были свои традиции, взгляды на мир и всё это имело для нас равную ценность и превращалось в мультикультурализм. Мы тогда тоже сомневались, но это было другое сомнение, спокойное, продуктивное, которое и порождало этот мультикультурализм, давало ему возможность существовать. Плывёшь себе, смотришь по сторонам и принимаешь мир во всём его многообразии, понимаешь, что нет необходимости что-то выбирать, сомневаешься только для того, чтобы не скучно было, иронизируешь.

Но однажды случилась протечка, корабль начал тонуть и нам нужно срочно его покинуть и выбрать один остров. Но какой и как не ошибиться? Мы спешно покидаем борт и ступаем на землю. Каждый из нас знает, что есть множество других островов, может быть, намного лучше, чем наш, но может быть, и хуже. И вот мы сидим на берегу и нас начинает одолевать сомнение, не такое, как тогда на корабле, а мучительное, кризисное, противоречивое. И хочется принять конкретное решение: остаться на этом острове или всё-таки смастерить плот и уплыть на другой. Мы колеблемся, переплываем-таки на соседний остров в надежде найти там стабильность, и со временем понимаем, что традиции того первого острова были нам ближе, и возвращаемся. А потом снова сомневаемся, строим новый плот и плывём в другую сторону. Затем опять сомневаемся, плывём дальше, и так всё повторяется, и не видно этому путешествию конца.

Почему на корабле постмодернизма произошла протечка? Изменения климата, экономические проблемы, экологические катастрофы, фашистские настроения в западных обществах, подъём правого популизма, миграционный кризис — и многое другое (Донни в том числе). Это всё и раньше существовало в той или иной мере, но в последние десятилетия аккумулировалось: погода стала слишком непредсказуемой, призывы слишком радикальными, разделение общества слишком чёткими, что привело к критическим повреждениям нашего корабля и мы пошли ко дну.

(Когда Тим Урбан станет моим другом, попрошу его нарисовать сюда классных картинок).
_____

Я всё это читала, а сердце громко стучало где-то в горле. Мне сразу захотелось поговорить с кем-то, кто тоже интересуется этой темой, но я плохо представляла, как найти такого человека. Я перечитала кучу материалов, прежде чем решилась на отчаянный шаг: погуглить «метамодернизм беларусь». Вдруг кто-то есть здесь рядом, с кем можно поговорить офлайн? Представь себе моё удивление, когда я увидела ссылку на канал в Telegram, который так и назывался «Метамодернизм». Ведёт его минский дизайнер Саша Чеботарёв. Минский, а я же в Минске (!). Нереальное везение, а если учесть, что Саша недавно переименовал канал, то вообще космически повезло — могла и не найти его. Он согласился со мной встретиться и поговорить о метамодернизме, как бы странно это ни звучало. «Без проблем», говорит. Два часа разговоров за капучино и я стала чуточку успокаиваться.
Я приняла колебания, стараюсь не цепляться за ветки, больше смотреть по сторонам и учусь не бояться воды. А ещё, кажется, нашла то, что помогает мне не захлебнуться: безусловная вера в happy end (не знаю, откуда она берётся).

Metamodernists are as aware of political, economic, climatological, and other forms of chaos as is anyone else, but they choose to remain optimistic and to engage their communities proactively even when and where they believe a cause has been lost. […] The metamodernist does not presume that optimistic civic engagement will save the world — or resolve an individual crisis — merely that a) it couldn’t hurt, b) it gives one a reason to hope and the ability to stave off despair, and c) in rare instances our sense that a harm is incontrovertible and/or inevitable is incorrect. (HuffPo).

Метамодернисты знают о политическом, экономическом, климатическом хаосе столько же, сколько и все остальные, но они выбирают оптимистичный взгляд на происходящее и активно призывают общество к участию даже тогда, когда им кажется, что всё уже потеряно. […] Метамодернист не считает, что позитивная общественная вовлечённость спасёт мир или поможет в решении личных проблем — всего-навсего а) она не повредит, b) она вселяет надежду и даёт силы сдерживать отчаяние, и c) в редких случаях наше ощущение того, что вред необратим и/или неизбежен, ошибочно.

Мысли о предательстве голодных йеменских детей теперь меня почти не посещают, потому что ты знаешь о голодных йеменских детях, о морских коньках, цепляющихся за ватные палочки, о кровавых никарагуанских протестах, о венесуэльском экономическом коллапсе, о всевозможных природных катаклизмах, о противоречивых социальных трендах (это перечисление уже где-то было, да?) — ты обо всём в курсе и настроение у тебя при этом (в моём понимании) правильное. Мы идём перед ледоколом, у штурвала которого отвратительные люди и глобальная несправедливость, но мы идём и уверены, что всё будет хорошо (господибожемой, звучит совершенно crazy).
Может показаться, что я усложняю и это всего лишь новости, но ты меня уже давно знаешь — я внимательно отношусь к эмоциям в выпуске и для меня всё это не просто новости, а моё действие.
Я верю, что всё зависит от всего и every little counts. Я рада, что ты разделяешь моё стремление не только понять, что происходит, но и использовать эти знания для перемен. Я очень рада, что настроены мы оптимистично, хотя цель не совсем ясна и препятствий больше, чем можно себе вообразить.

xoxo
Оля